Виктор О`Рейли - Забавы Палача
Он приземлится на крышу центральной башни на пару минут позже, чем рассчитывал, но это уже не будет иметь значения. Жар из главного зала в сочетании с интенсивным пулеметным огнем наверняка уже сделал пару верхних этажей необитаемыми. Во всяком случае, он не мог разглядеть никого на крыше блиндажа, а ему доносили, что она была занята.
Огонь в зале утихал, и он еще раз перебрал в уме подробности плана штурма. Его советский огнемет ЛПО-50 был точно таким же, как тот, который он с успехом применял в лагере в Ливии. Сюда он его привез не для военных целей – даже в самых пессимистических прогнозах он не предполагал, что такое может случиться, – а для того, чтобы испытать его на заложниках в случае их неповиновения.
Вот почему он захватил только три воспламеняющихся заряда – баки, напоминающие водолазные резервуары сжатого воздуха, наполненные густой огнесмесью, стреляющие прессованными зарядами через одноходовые клапаны при нажатии на спусковой крючок, – продолжительностью действия до девяти секунд, что делало их непригодными для длительного боя, но зато вполне достаточно для нескольких показательных казней.
Кадар был уверен, что при помощи этих трех зарядов он без труда справится с узкими лестницами и комнатами центральной башни. Одной-двух секунд на комнату будет вполне достаточно, чтобы испепелить всех защитников. Инструктор предупредил его, что ЛПО-50 предназначен для использования на открытом воздухе из-за высокой температуры и большого потребления кислорода. Кадар не придал значения этим предостережениям. Он не сомневался в том, что успешно применит огнемет в ограниченном пространстве замка и при этом не поджарится и не задохнется сам. Его не нужно было учить, как надо убивать.
Вначале он намеревался облететь вокруг башни и направить в каждое отверстие по струе напалма, но в этом случае он бы оказался уязвимым для огня противника. Кроме того, ЛПО-50 был довольно громоздким и им невозможно было воспользоваться с борта дирижабля, сохранив при этом его устойчивость. И ему не хотелось находиться так близко к пламени в этом нейлоновом абажуре. В одно мгновение можно было отправиться по стопам незадачливого Икара.
Поэтому он предпочел простой план высадки на опустевшую крышу. Отсюда, сквозь мешки с песком он испепелит затаившихся внизу защитников, подтянет от основания башни по веревке подкрепление и затем методично, этаж за этажом, проложит себе дорогу к заложникам. План был логичным и ясным и должен был сработать, потому что устоять перед огнеметом никто не мог. Очень скоро главная башня будет в его руках.
Он мысленно вернулся к тем беззаботным, радостным, счастливым дням на Кубе, когда он и Уитни были любовниками. Он тогда был наивным и не подозревал о сложности человеческих взаимоотношений. Отношения эти должны быть управляемыми и использоваться в твоих собственных целях, в противном случае тебя ожидает печальный исход. Он вспомнил смерть Уитни – она не прошла для него бесследно. Ужасное потрясение сделало Кадара сильным и стойким. Он вспомнил, с какой тщательностью он разрабатывал план казни своей матери и майора Вентуры. Впоследствии ему неоднократно приходилось заниматься подобным планированием. С течением времени это ему давалось все легче. И постепенно жестокость превратилась в органическую потребность, и теперь он получал от нее необычное, чувственное наслаждение.
Палач приготовился к атаке. За шестьдесят секунд до того, как он должен был приземлиться на крышу центральной башни, мотор дирижабля всхлипнул и остановился. Кончилось топливо. Во время предыдущей атаки дирижабля одна из пуль, выпущенных Итен, попала в топливный бак и проделала в нем небольшое отверстие.
Кадар содрогнулся от гнева и ужаса. Состояние эйфории сменилось паническим ужасом. Несколько секунд он просидел неподвижно, не зная, как ему действовать дальше. Затем он почувствовал, что судно продолжает двигаться вперед, и к нему вернулось самообладание. В отличие от вертолета, который начинает крениться по вертикали в случае выхода из строя двигателя, дирижабль был более безопасным устройством. Ведь это всего лишь парашют, к которому приделано что-то вроде мотора от машины для стрижки газонов. Парашют же был достаточно крупным и устойчивым, чтобы обеспечить пилоту со всей его поклажей мягкую посадку.
К несчастью для Кадара – из-за порывистого ветра и характера движения дирижабля, – он шел на приземление прямо в разверстую, пышущую пламенем пасть, которая совсем недавно была главным залом. Он подлетал к этой пасти все ближе и уже чувствовал огненное дыхание на своем лице. Металлические стойки дирижабля раскалились до такой степени, что к ним нельзя было прикоснуться. Вскоре взорвется огнемет и горящий напалм сожрет его. Палач затрясся от ужаса.
Обезумев от страха, он попытался избавиться от огнемета и избежать сожжения.
Огнемет был прикреплен к корпусу дирижабля зажимами буквой D. В обычной ситуации они были очень просты в обращении, но в данном случае, поскольку огнемет находился у него за спиной, Кадару приходилось выгибаться назад, и открытие каждого из зажимов превратилось в настоящую муку. Пальцы его соскальзывали с них, он сорвал ногти, и его подташнивало, настолько велик был его страх.
Ему удалось освободить три зажима, но четвертый никак не поддавался. Казалось, что огнемет не собирается расставаться с дирижаблем и намеревается отправиться вместе со своим владельцем на тот свет.
Кадар понял, что, если он останется в дирижабле, гибель его неминуема. Он щелкнул быстрораскрывающимся замком на своей подвесной системе, взобрался на край металлического корпуса дирижабля и выбросился в направлении края блиндажа.
Он приземлился на край блиндажа, который был укреплен гофрированным железом. Кусок ржавого железа вонзился ему в туловище – он услышал хруст. Почти тотчас он ощутил резкую боль в верхней части ноги и решил, что скорее всего сломал бедро. При этом чувствовал, что скользит куда-то, и стал отчаянно цепляться руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Он уцепился за пустой мешок, но тот был изрешечен пулеметными пулями и рассыпался у него под руками.
Палач визжал – он не мог заставить себя прекратить визжать и не мог ничего разглядеть, потому что ему в глаза лился поток из песка и его собственная кровь, сочившаяся из раны на лбу. И тут полыхнуло жаром: это огонь в большом зале проник через металлический корпус брошенного огнемета, воспламенив его двадцатитрехкилограммовое нутро.
Кадар почувствовал, что его ухватили за левую руку, оттащили от края и швырнули лицом вниз на заваленную мешками с песком середину крыши. Он просунул под себя правую руку и вытащил револьвер. Револьвер был на взводе. Он приготовился нажать на спусковой курок.
– Повернись, – сказал ему Фицдуэйн. Так как пулеметные позиции были уничтожены, он решил вновь занять верхнюю часть главной башни. Кроме того, его подстегнуло и донесение рейнджеров о неопознанном летающем устройстве с террористом на борту.
Фигура, лежавшая лицом вниз на мешках с песком, была знакомой, но Фицдуэйн не поверил бы, если бы ему сказали, что это Палач, или Бейлак, или Кадар, или Уитни, или как там он еще себя именовал.
Кадар стер кровь с глаз и моргнул. Он мог видеть. Значит, не все потеряно. Он еще добьется своего.
Он приподнял, опершись руками, верхнюю часть туловища, затем, сконцентрировав основную тяжесть своего тела на одной руке, взял револьвер в другую и полуобернулся, чтобы точно определить местонахождение своей мишени. Его глаза встретились с глазами стоявшего над ним человека, и он отпрянул в изумлении. Изумление тут же уступило место ненависти. О Боже! Это его Немезида; это проклятый ирландец! С каким же удовольствием он сейчас прикончит его!
Саймон Бейлак! Палач! Фицдуэйн был потрясен неожиданной встречей не менее Кадара. На мгновение он остолбенел. Он почему-то считал, что Палач расположится в укромном местечке и оттуда будет руководить операцией. Он никак не предполагал, что этот человек окажется на поле боя. Он почувствовал прилив адреналина в крови и одновременно трезвое, холодное острое желание убить этого человека. Такое состояние ему довелось испытать только раз в жизни: это было почти два десятилетия назад, в Конго, когда он собственными глазами увидел, как обезглавили Анну-Марию. Это была жажда мести. Он сделал шаг в направлении Кадара.
Медведь, у которого закончились патроны и он задержался, подыскивая подходящее оружие, взбирался по лестнице, ведущей на крышу. Он окликнул Фицдуэйна. Это были всего лишь слова, но они спасли Фицдуэйну жизнь. Ирландец повернул голову, чтобы отозваться на слова Медведя, и в этот момент Палач перевернулся на спину и выстрелил.
Фицдуэйн почувствовал жжение в том месте, где пуля зацепила его за щеку. Он отпрянул назад и поскользнулся на веревке, сложенной кольцом. Он упал на мешки с песком, в то время как пули Палача пролетали у него над головой и вонзались в бетонное ограждение.
